Статьи

 

45 лет со дня Новочеркасской трагедии

2 июня члены профсоюзов СОЦПРОФ почтут память своих старших товарищей – рабочих Новочеркасска, которые 45 лет назад выпрямили свои спины и объявили забастовку против унижений и оскорблений, которые творило начальство на Новочеркасском электровозостроительном заводе. Многие из них были расстреляны тогдашними властями. Мы скорбим о них и гордимся ими. Мы будем вспоминать и члена СОЦПРОФ Петра Петровича Сиуду, рабочего НОВЭЗа, участника и летописца трагических событий 1962 года, убитого при попытке опубликовать свои исследования 5 мая 1990 года. Вот что рассказал Петр Петрович во время митинга, который в июне 1989 года проводил в Москве около АЗЛК профсоюз СОЦПРОФ совместно с тогдашними лидерами анархо-синдикалистов Андреем Исаевым, Александром Шубиным, Кириллом Букетовым.

 «С 1-го января 1962 г. на крупнейшем Новочеркасском электровозостроительном заводе в очередной раз начала проводиться кампания снижения расценок оплаты труда во всех цехах завода. Расценки снижались до 30-35 процентов. Утром 1-го июня 1962 года по центральному радиовещанию было объявлено о резком, до 35 процентов, "временном" повышении цен на мясо, молоко, яйца и другие продукты. Это был неожиданный и сильнейший удар по социальному положению всех трудящихся в СССР. Повышение цен не могло не вызвать всеобщего недовольства. Но возникновению забастовки именно на Новочеркасском электровозостроительном заводе способствовал ряд других обстоятельств.

     В городе и на заводе практически никак не решалась жилищная проблема. Строительство жилья велось в слишком малых объемах. Плата за квартиру в частном секторе в ту пору составляла до 30% зарплаты рабочего. В магазинах практически не было мясных продуктов, масла, а на рынке цены на них были чрезмерно высокими.  

   Но и эти обстоятельства навряд ли повлекли бы за собою забастовку, если бы самонадеянный мерзавец-начальник не бросил в "бочку пороха" народного недовольства искру оскорбления, барского хамства. Речь идет о директоре электровозостроительного завода, которым в это время был Курочкин.

     В то утро по дороге на работу и в цехах все обсуждали неприятную новость, возмущались. В стальцехе рабочие собирались кучками, обсуждали не только повышение цен на продукты питания, но и недавно проведенные снижения расценок оплаты труда. Цех лихорадило, но никто не помышлял о протестах, о выступлении, о забастовке. Вероятно, о недовольстве рабочих в стальцехе стало известно в парткоме завода и директору Курочкину, который пришел в стальцех с секретарем парткома. Директор и секретарь парткома разговор с рабочими повели не по-деловому, а высокомерно, барски. В момент разговора к группе рабочих, окружавших директора и секретаря парткома, подошла женщина с пирожками в руках. Увидев пирожки, директор решил поостроумничать и, обращаясь к рабочим, произнес: "Не хватает денег на мясо и колбасу, ешьте пирожки с ливером". Это стало той искрой, которая повлекла за собой трагедию в Новочеркасске.

     Рабочие возмутились хамством директора и с возгласами: "Да они еще, сволочи, издеваются над нами!" разделились на группы. Одна из групп пошла к компрессорной завода и включила заводской гудок. Другая группа отправилась по цехам завода с призывом прекращать работу и объявить забастовку. Необходимо подчеркнуть, что ни на начальном этапе возникновения забастовки, ни на протяжении всех дальнейших событий 1-3 июня, не создавалось и не было никаких групп или органов, которые взяли бы на себя ответственность за организацию и проведение выступлений рабочих. Все события происходили именно стихийно, спонтанно. Инициатива кипела и проявлялась снизу, в массе трудящихся. К событиям не был причастен кто-либо со стороны. К ним абсолютно не были причастны и какие-либо "радиоголоса".

     Рабочих завода не было нужды агитировать за забастовку. Достаточно было появления групп рабочих, призывающих к забастовке, как работа моментально останавливалась. Масса забастовщиков росла, как снежная лавина. В ту пору на заводе работало примерно около 14 тысяч человек. Рабочие вышли на территорию завода, заполнили площадь возле заводоуправления. Площадь не вмещала всех бастующих.

     Группа рабочих сняла звено штакетника, огораживающего скверик, и перегородила им прилегающий к заводу железнодорожный путь СКЖД, повесив на штакетник красные тряпки. Этим был остановлен пассажирский поезд "Саратов-Ростов" и движение поездов на этом участке. Остановкой железнодорожного движения рабочие стремились сообщить о своей забастовке по линии железной дороги.

     Цеховой художник В.Д. Коротеев написал плакаты: "Дайте мясо, масло" , "Нам нужны квартиры", которые они вынесли из завода и укрепили на одной из опор электрифицируемой в ту пору железной дороги. На тепловозе пассажирского поезда кто-то написал: "Хрущева на мясо". Последний лозунг появился и в других местах.

     К заводу стали стекаться рабочие второй и третьей смен, жители рабочих поселков. Первые попытки к пресечению забастовки были предприняты силами дружинников из ИТР. Но они оказались бессильны и были вынуждены ретироваться, снять повязки дружинников.

     С забастовщиками в переговоры ни партийные органы, ни администрация завода не вступали.     Примерно в полдень в массе забастовщиков пронеслось: "Милиция приехала!". Вся людская масса ринулась на полотно железной дороги в направлении к милиции. Я оказался среди первых. Когда вбежал на полотно железной дороги, оглянулся по сторонам. Надо было видеть внушительность картины. Метров на 350-400 на полотно железной дороги выкатилась грозная волна плотной людской массы, а в метрах 200-250 по другую сторону железной дороги в это время выстраивались в две шеренги более сотни милиционеров. Доставившие их машины разворачивались на пустыре. Увидев накатывающуюся грозную волну людской массы, милицейские шеренги моментально рассыпались. Милиция кинулась вдогонку за разворачивающимися машинами, на ходу беспорядочно лезла в кузова.    Как позже стало известно, милицию переодели в цивильное платье и направили в массу забастовщиков. Туда же были направлены и кагебешники, которые были снабжены микрофотоаппаратами, вмонтированными в зажигалки, портсигары и бог весть еще во что. Съемки осуществлялись и с пожарной наблюдательной вышки. Позже, на следствии приходилось видеть буквально ворохи фотоснимков, на которых были зафиксированы тысячи участников забастовки.

     Предпринимались и попытки спровоцировать забастовщиков. 1-го июня погода выдалась безоблачная, жаркая. Источников воды поблизости около площади заводоуправления не было. Помнится одолевавшая мучительная жажда. Но никто не покидал площадь. Всех сплачивало единство, вера в свои силы, в справедливость своих требований. И в этот момент к забитой народом площади прибыла машина, доверху нагруженная ящиками с ситро. Соблазн для всех был громаден. Раздались призывы разобрать ситро и утолить жажду. Но возобладал здравый смысл. Ни одной бутылки не было взято с машины, ее пропустили через всю многотысячную, одолеваемую жаждой толпу. Провокация не удалась, провалилась.

     К концу рабочего дня на площадь около заводоуправления прибыли первые отряды воинских подразделений Новочеркасского гарнизона. Они были без оружия. Приблизившись к массе людей, солдатские колонны моментально поглощались массой. Забастовщики и солдаты братались, обнимались, целовались. Да-да, именно целовались. Офицерам с трудом удавалось извлекать солдат из массы людей и уводить их от забастовщиков.     Трусливость партийных чиновников была для всех не только очевидной, но и оскорбительной. С забастовщиками явно никто не хотел говорить на равных.     К площади возле заводоуправления стали прибывать бронетранспортеры с офицерами. Власти убедились, что солдаты Новочеркасского гарнизона оказались ненадежными, поэтому надежду возложили на офицеров. Право, наблюдался скоротечный минипроцесс гражданской войны. Но офицерье в буквальном смысле слова почувствовало силу, мощь рабочих рук. Их бронетранспортеры раскачивались рабочими с поразительной легкостью из стороны в сторону. Жалко было смотреть, как полковники и майоры болтались на сиденьях в бронетранспортерах, не в состоянии удержать на своих физиономиях выдержку. Растерянность и страх на их лицах свидетельствовали, что им не под силу пресечь гнев рабочих. Бронетранспортеры уехали.

     Возбуждение забастовщиков не только не утихало, но и возрастало под воздействием попыток подавить их выступление. Возник стихийный митинг. Трибуной служил козырек пешеходного тоннеля. На митинге раздались призывы послать делегатов-рабочих в другие города, на другие предприятия, к захвату в городе почты, телеграфа с целью отправки во все города обращения с призывами о поддержке забастовки электровозостроителей. Тогда же прозвучали первые сообщения, что дороги к городу перекрыты, блокированы милицией и войсками.

     Я не намерен был выступать на митинге. Но меня беспокоили призывы о захвате власти в городе. Я хорошо помнил рассказы участников событий в Венгрии и в Грузии. Попытка захвата власти в городе была чревата слишком тяжелыми последствиями. Поэтому я выступил с призывом продолжать забастовку, соблюдать выдержку, твердость, организованность. Я призывал на следующее утро всем идти в город демонстрацией, выработать общие тpебования и предъявить их властям. Призывы к захвату в городе власти, к насилию не прошли. Решено было на следующее утро идти в город демонстрацией. И уже это свидетельствует, что волнения рабочих не сопровождались экстремизмом, насилием по отношению к представителям власти. Позже и следствие, и судьи не могли обнаружить фактов экстремизма.

     Люди сообщили, что в 12-м часу ночи в поселок были введены воинские подразделения, танки. Рассказывали, что ночью жители пытались из подручных материалов устраивать баррикады, которые танки легко преодолевали. Тогда рабочие стали запрыгивать на танки на ходу и своей одеждой закрывать смотровые щели, ослеплять их.

     Утром на завод пришли рабочие не только первой смены, но и других смен. Завод был заполнен солдатами. Возле всех ворот стояли танки. В цехах были солдаты, посторонние гражданские, явно кагебешники. Несмотря на требования не собираться группами, рабочие собирались в кучки. Их возмущение, гнев нарастали. Группы рабочих стали покидать рабочие места, выходить из цехов. Все были охвачены стихией, гневом. Малые группы рабочих стали сливаться в большие. Этот процесс уже никто не мог остановить. Большие группы рабочих стали стекаться к центральной проходной завода. Внутризаводская площадь уже не вмещала всех рабочих. Усиливался напор на ворота. Рабочие силой распахнули ворота завода и вышли на предзаводскую площадь. Вспомнили звучавшие на митинге призывы к демонстрации.

     Многотысячная масса народа направилась в город. Путь предстоял дальний - от завода до центра города. Некоторые группы рабочих направились на другие заводы с призывами поддержать электровозостроителей. На призывы с готовностью откликнулись строители, рабочие заводов электродного, "Нефтемаш", других предприятий. Отовсюду шли колонны в город. В колоннах появились красные знамена, портреты Ленина. Демонстранты пели революционные песни. Все были возбуждены, охвачены верой в свои силы, в справедливость своих требований. Колонна демонстрантов все более возрастала.

     Демонстрация вступила на центральную городскую улицу Московская. Я не называю даже примерного количества демонстрантов, потому что так и не смог услышать даже приблизительной цифры. Все едины в утверждениях, что вся большая городская площадь перед горкомом партии, большая часть улицы Московской, часть проспекта Подтелкова были полны народа. На площади возле памятника Ленину стоял танк. Его облепили демонстранты, детвора. Танк полностью ослепили. Начался митинг. На митинге сообщили, что ночью и утром производились аресты забастовщиков, что арестованных избивали. Все настойчивей звучали требования освобождения арестованных. Часть митинговавших направилась к горотделу милиции. Демонстранты стали пробиваться в горотдел. Двери распахнулись. В здание хлынули демонстранты. В это время один из солдат замахнулся автоматом на рабочего в синем комбинезоне. Рабочий схватился за автоматный рожок. Автомат в руках рабочего был не более, чем дубиной. Но и ею он не воспользовался. Солдатам была дана команда открыть огонь. Рабочий был убит наповал. Навряд ли хоть одна пуля пропала даром. Слишком плотной была масса народа.  

   Один из позже осужденных участников этих событий, раненный срикошечившей пулей в лопатку, в лагере рассказывал, что их заставляли складировать трупы погибших в подвале рядом находящегося госбанка. Трупы складывали штабелями, а они еще агонизировали. Кто знает, быть может среди них были и такие, которых можно было спасти.

     Не один свидетель рассказывал, что офицер, получивший команду открыть огонь, отказался передавать эту команду своим солдатам и перед строем застрелился. Но кинжальный огонь все-таки был открыт. Вначале вверх, по деревьям, по детворе. Посыпались убитые, раненные, перепуганные. Затем огонь был перенесен на массу. Это не огонь одиночными выстрелами из трехлинеек, это огонь из скорострельных автоматов. Рассказывали. Бежит пожилой мужчина мимо бетонной цветочной вазы на тумбе. Пуля попала в голову, его мозги моментально разляпались по вазе. Мать в магазине носит грудного убитого ребенка. Убита парикмахерша на рабочем месте. Лежит девчушка в луже крови. Ошалелый майор встал в эту лужу. Ему говорят: "Смотри, сволочь, где ты стоишь!" Майор здесь же пускает пулю себе в голову. Многое рассказывали.

     Нет, волнения этим не были подавлены. Площадь продолжала бурлить... Пришло сообщение, что в городе члены политбюро и правительства. Среди них А.И. Микоян, Ф.Р. Козлов... Микоян выступил по городскому радио. В газетах, даже городской, о событиях ни слова. Объявили комендантский час. Стали поговаривать о возможной высылке всех жителей города. Начались аресты. Ночью были случаи, когда в солдат бросали из-за углов камни.

     3-го июня в воскресенье волнения стали утихать. Микоян с Козловым после ходили по цехам электровозостроительного завода. Снабжение города продуктами питания улучшилось. Увеличилось строительство жилья. Расценки не были восстановлены. Но на этом трагедия не завершилась. Наступил период судебных расправ.

     Наиболее демонстративно жестоким был судебный процесс над 14-ю участниками забастовки и демонстрации. 7 человек из 14 Верховным Судом РСФСР были приговорены к расстрелу. Они обвинялись в бандитизме и массовых беспорядках.

     Уже в тюремных камерах, после всех судебных процессов, мы пытались подсчитать число осужденных. Перечисляли пофамильно. Получалось не менее 105 человек. На сроки суды не скупились, наиболее частыми были от 10 до 15 лет лишения свободы...

     В сентябре 1962 состоялся суд над семью новочеркассцами, в том числе и надо мною. Суд приговорил одного к семи годам, троих к десяти годам и троих, в том числе меня, к двенадцати годам лишения свободы.

     После ухода Хрущева с политической арены начали пересматривать дела новочеркассцев. Одному из последних снизили срок и мне до 6 лет. Новочеркассцев начали освобождать с весны 1965 года. Я был освобожден досpочно в 1966 году. После освобождения стал заниматься политической деятельностью: писал письма - пpотесты в "Пpавду", "Литеpатуpную газету". Откpыто осудил ввод советских войск в Афганистан. Добился полной pеабилитации своего отца - члена социал-демокpатического pеволюционного движения с 1902 года, умершего в тюрьме в 38 году. Неоднокpатно подвеpгался пpеследованиям и пpовокациям со стоpоны КГБ. Последние годы активно занимаюсь pасследованием обстоятельств новочеpкасской тpагедии…»

 

 

О Новочеркасске не сообщал никто в СССР, но знали все… В начале 89 начались протесты авиадиспетчеров, горняков СУБРа, рабочих АЗЛК, библиотекарей «Иностранки». 11 июля 1989 года несколько десятков шахтеров в Междуреченске объявили забастовку и отказались подниматься из забоев. Они не знали, что будет с ними: затопят, расстреляют, посадят, но их спины выпрямились, и уже в этот же день полыхнуло по всему горняцкому СССР.

До 4 марта 1906 года каждая забастовка признавалась бунтом, а каждого забастовщика секли нагайкой и увольняли с волчьим билетом. Царский закон разрешил рабочим объединяться в профсоюзы и бороться с хозяевами, объявляя забастовки. Россия стала одной из ведущих промышленных стран и должна была к 25 году стать первой, но… «приводной ремень», Новочеркасск, у руля профсоюзов Шверник – Янаев – Шмаков, варварский ТК, запрещающий забастовки – голодовки, перекрытия дорог, штурм офиса Сургутнефтегаза…

А спинной угол рабочего, врача, инженера все круче, страх за себя, за семью все чернее, про забастовки думать жутко… а оказывается, что директора только щеки надувают и глаза топорщат, а сами боятся работников. По данным, которыми располагают свободные профсоюзы, ВСЕ забастовки последних лет завершились в пользу работников.

Не надо дрожать, за СПРАВЕДЛИВОСТЬ в нашей РОССИИ надо бороться и побеждать.

 

Председатель СОЦПРОФ Сергей Храмов

 
О проекте | Карта сайта | Контакты с нами | ©2007 НПН

Объединение профсоюзных организаций СОЦПРОФ

Независимый профсоюз НАБАТ